Период сверхбыстрого роста развивающихся стран может оказаться кратковременным эпизодом
Федеральный резервный банк Канзаса ежегодно проводит симпозиум в Джексон Хоул (Jackson Hole) — одно из важнейших событий для всех, кто связан с финансами, макроэкономикой и работой центробанков. Из года в год в этом затерянном городке собираются первоклассные экономисты, руководство ФРС, представители международных организаций и множества центробанков мира (см. список участников). Представители российского ЦБ в очередной раз нисколько не удивляют своим отсутствием: в выработке глобальных правил игры и в дискуссиях о том, куда движется мировая экономика, Россия участвует лишь формально.
В этом году семинар запомнился жизнеутверждающими фразами Бена Бернанке, разнесенными медиа на весь мир: у ФРС, сказал он, есть достаточно способов стимулировать экономический рост. Но банкиры и экономисты собирались вовсе не только для того, чтобы послушать Бернанке. Безусловным гвоздем нынешнего форума стал доклад гарвардского профессора Дэни Родрика, лучшего в мире специалиста по экономике развивающихся стран.
Не то чтобы Родрик высказал разочарование. Но он впервые — и очень мощно — ответил многочисленным прогнозистам (включая Goldman Sachs, Citigroup, PriceWaterhouseCoopers), считающим годы до момента, когда Китай по размеру ВВП обгонит США, Бразилия — Германию, а Индия — Великобританию. Быстрое сближение (конвергенция) развитых и развивающихся стран, прогнозируемое адептами этой гипотезы, было бы одним из самых быстрых в истории — прежде столь масштабная смена мировых лидеров требовала не десятилетий, а веков.
Нынешние бюджетно-долговые трудности Штатов, Европы и хроническая неспособность Японии реанимировать рост лишь укрепили уверенность широкого круга экономистов и инвесторов (как Pimco): время стран, считающихся развитыми, прошло. Им придется менять модель роста, основанную во многом на гипертрофии финансового сектора и недвижимости, на безудержной готовности влезать в долги.
Совсем скоро придет время стран, которые пока относят к развивающимися, гласит эта гипотеза, у которой все больше адептов. На подходе глобальная смена лидеров. Дело не только в Китае и других азиатских странах. Африка впервые со времени обретения бывшими колониями независимости начала наверстывать отставание от метрополий, а страны Латинской Америки растут так быстро, как не росли с 1970-х. По следам BRICs пойдут Аргентина, Турция, ЮАР, Индонезия, Next 11… В ближайшие 20 лет среднегодовой рост Индии и Нигерии превысит 9%, а таких стран, как Бангладеш, Индонезия и Египет, — 7%, прогнозирует Citigroup в докладе о генераторах глобального роста.
Ответ Родрика на уже привычные славословия развивающемуся миру краток: «Не надейтесь!» У этих стран слишком много проблем, на которые не обращают внимания любители экстраполировать темпы роста за десять лет на полстолетия вперед. Периоды сверхвысокого (8-12%) роста не могут быть длительными и устойчивыми, и реальная конвергенция — удел небольшого числа стран. К тому же это сближение не автоматический процесс, а результат продуманной и тонкой политики.
Быстрый рост — следствие запоздалой промышленной революции, говорит Родрик: когда страна научается производить, скажем, электрогенераторы или автомобили, производительность труда в отрасли быстро растет. Но это все однократные, неповторимые события: дальнейший рост (после овладения технологией) уже не будет иметь взрывного характера. Неслучайно нынешний разрыв между развитыми и развивающимися странами по уровню подушевых доходов хоть и сократился за последнее десятилетие, находится на уровне 1950-го (в течение всей второй половины ХХ века разрыв медленно рос).
Догоняющий рост определяется способностью развивающихся стран перенимать новые идеи, знания и технологии, разработанные глобальными технологическими лидерами — развитыми странами. Поэтому по мере сокращения разрыва между двумя группами стран рост у тех, кто догоняет, будет замедляться: технологий, которые они еще не освоили, будет оставаться все меньше и меньше. А на роль глобальных технологических лидеров развивающиеся страны пока не претендуют.
В Financial Times Родрик дал краткое описание трудностей некоторых развивающихся стран, специально не упомянув Россию, недолюбливаемую им за склонность к политическому авторитаризму. Китайский рост был основан на промышленном экспорте, но торговый профицит страны достиг уровня, который будет трудно превзойти. Переход к росту, ориентированному на внутренний спрос, приведет к сокращению рабочих мест, сопряженному, вероятно, с социальными волнениями.
Индия пока не преуспела в формировании современной промышленности. За пределами современного сектора IT и бизнес-услуг, в котором занята относительно небольшая часть трудоспособного населения, остается очень большой сектор с крайне низкой производительностью труда и неквалифицированной рабочей силой. Бурно растущая Нигерия, у которой есть даже собственная «Стратегия-2020», сталкивается с сокращением формальной занятости вследствие приватизации, а новых рабочих мест создается мало.
Странам Латинской Америки удалось выйти на уровень глобальной конкурентоспособности лишь в отдельных секторах. В Турции низок уровень внутренних сбережений, растет текущий дефицит. А период роста, основанного на притоке иностранного капитала или доходах от бума на рынке сырья, как правило, продолжается недолго, философски замечает Родрик.
Успехи развивающихся стран в плане заимствования у развитых принципов открытости, демократии, макроэкономической стабильности (бюджетный популизм вышел из моды), улучшение качества госуправления и прочие схожие меры помогут им снизить риск возникновения кризисов. Развивающиеся страны снизили пошлины с 30-70% до 10-15%, а их интеграция в глобальную экономику наиболее высока за последние 200 лет. Но все это не может обеспечить устойчивого роста.
Государство может способствовать росту только за счет тонкой политики, поддерживающей диверсификацию экономики, переток рабочей силы и других ресурсов в сектора с более высокой производительностью труда, уверен Родрик. Чаще всего это промышленный экспорт, поддерживать который можно госинвестициями, субсидированием кредитов и т. д. Но проведение такой политики удается мало кому из стран — скорее господдержка «распиливается» близкими к власти бизнесменами — охотниками за рентой, которых достаточно во всех развивающихся странах.
В результате огромная часть ресурсов страны продолжает работать не в секторах-«эскалаторах» с высокой и растущей производительностью, а в отсталых. Во многих странах Латинской Америки и Африки, выяснил Родрик, рабочая сила мигрирует из секторов с более высокой производительностью, в том числе и в неформальную экономику. Аналогичный процесс происходит и в России, показывает в серии работ последних лет экономист ВШЭ Владимир Гимпельсон. Между тем сокращение разрыва между развитыми и развивающимися странами почти полностью происходит не за счет экономики в целом, подсчитал Родрик, а за счет «секторов-эскалаторов» — в основном это промышленный экспорт, теряющий кадры во многих развивающихся странах.
Наконец, Штаты и Европа, сами столкнувшиеся с большими трудностями, не смогут больше смотреть на поддержку экспорта и недооценку валют развивающихся стран сквозь пальцы. Введение МВФ и ВТО практики санкций по отношению к странам, «манипулирующим» (занижающим) курс своей валюты, вероятно, вопрос нескольких лет. Ведь развитым странам и самим нужна девальвация, чтобы стимулировать экспорт, снизить долговое бремя и безработицу. Это сделает задачу для развивающихся стран еще более сложной и может превратить период их сверхбыстрого роста в относительно кратковременный эпизод.
Еще хуже обстоит дело, если говорить не о сближении стран по размеру ВВП, а о конвергенции укладов, о котором, как помнят читатели старше 40, мечталось на излете СССР. Тогда было модно говорить о конвергенции социалистического и капиталистического институционально-хозяйственного уклада. Но, к сожалению, на построение работающих институтов и развитие социального капитала нужно куда больше времени, чем на кратный рост номинального ВВП.
