Несмотря на то что ТагАЗ в кризис смог в два раза уменьшить свой долг перед кредиторами, а также заручиться поддержкой Владимира Путина, предприятие все же решило обанкротиться. Логику этого шага в интервью корреспонденту РБК daily ЕВГЕНИИ СЕРГИЕНКО объясняет председатель совета директоров ТагАЗа МИХАИЛ ПАРАМОНОВ.
Путин и Сбербанк
— Хочется начать разговор с самого актуального вопроса. Несмотря на существенную поддержку тогда еще премьера Владимира Путина в споре с банками-кредиторами, ТагАЗ недавно подал иск о банкротстве. Зачем?
— С 2008 года у нас было 12 банков-кредиторов: иностранные, российские, частные. С 10 из 12 мы смогли найти общий язык, но с двумя банками — Сбербанком и ВТБ — мы договориться не смогли. Причем Сбербанк занял агрессивную позицию. В 2008 году эти два банка увеличили нам процентную ставку до 18%. А Сбербанк еще штраф ввел в размере 1% — за то, что нам пришлось снизить объемы производства в кризис. С ВТБ мы решили проблемы, спасибо Владимиру Путину, а вот со Сбербанком не получилось. Ему даже правительство не правительство, он сам по себе. Если господин Греф знает, как предприятию выжить в кризис, имея кредит под 18% годовых плюс 1% штрафа, пусть он напишет об этом научный труд и отправит его сразу в Нобелевский комитет. Такая ставка для любого предприятия в кризис — смерть, разорение. Несмотря на это, мы продержались три года: платили огромные проценты, судились, пытались выжить.
— Вы не одни в кризис пострадали...
— Да. Предполагаю, что такие процентные ставки были и у «ИжАвто», и у черкесского завода «Дервейс». Человек построил завод в таком трудном регионе, в Карачаево-Черкесии, а у него взяли и отняли бизнес. В связи с этим возникает вопрос: человек будет еще строить что-нибудь? Вряд ли. А кто-нибудь на Северном Кавказе будет строить? Никто в ближайшие 20 лет там ничего строить не будет. У [совладельца группы СОК Юрия] Качмазова также бизнес отняли. Что в это время делал господин Греф? Его заботила судьба немецкого Opel. Возникает вопрос: почему государственный банк не заботит судьба российских промышленников, а поддержка Opel с немецкими рабочими занимала тогда приоритетное место? Немецкие банки отказались помогать, а Греф был готов помочь.
— Как вам кажется, почему?
— Я не знаю. Мы хотим понять, как не разориться и развиваться под ставку 18%. Дайте почитать об этом научный труд «18% годовых в кризис стимулирует». Всяким возможностям наступает конец. После помощи Путина, которому мы очень благодарны, нужна была реструктуризация, и ее нам пообещал сделать Сбербанк. Я лично встречался с Грефом, который говорил, что надо поддержать тех, кто борется три года и не разорился. И вот за две недели, когда нам нужно было отдавать ВТБ векселя, Сбербанк заявил, что передумал нас поддерживать. Мы не успевали найти какое-то решение. Не было другого выхода, как пойти и подать иск о банкротстве. Цель этого — не разорить предприятие, а попытка защититься от таких, как Герман Греф.
Разорился «ИжАвто», «Дервейс», разорились мы. Везде фигурирует Сбербанк.
— Как отреагировало правительство на ваши иски?
— 13 апреля в Ростовскую область приезжал министр промышленности Денис Мантуров. Он, губернатор Ростовской области и я подписали «дорожную карту» выхода из кризиса. Там учитывалось участие Сбербанка. Этот документ тоже не понравился Сбербанку, и они заявили, что это их не устраивает. Я не понимаю, как государственный банк не может выполнять решение государства. Если нынешний президент говорит, что промышленность нужно поддержать, я так понимаю, что это приказ, а не рассуждения.
— Какой у вас сейчас долг перед банками-кредиторами?
— На начальный период было около 22 млрд руб. долга. Сейчас 12 млрд руб. просрочено перед банками. Перед ВТБ — 5,8 млрд руб., Газпромбанком — около 3 млрд, а прямой долг перед Сбербанком — 2,7 млрд руб. Мы в кризис смогли снизить задолженность, зачем нас душить? Мы барахтались как могли. Тот же Газпромбанк в кризис снизил нам ставку до 1% при условии выполнения графика погашения. Что мешало Сбербанку поступить точно так же? Мы же ему непрофильные отдали, например шикарную гостиницу «Ростов».
— Но ведь Владимир Путин заступился за вас...
— Благодаря Владимиру Путину мы смогли уладить с ВТБ, он отозвал иск, мы подписали мировое соглашение. Но Сбербанку, как выяснилось, глава правительства был не указ.
Управляющий и контроль
— Были ли со стороны банков какие-то заявления, обещания или предложения начать переговоры и отозвать иск о банкротстве?
— Вести переговоры можно долго, а предприятие в этот момент физически ликвидируется. Это же не склад с телевизорами. Работники уходят и через полгода теряют квалификацию. Мы завтра договоримся, к примеру, а мне потом предприятие нужно будет заново раскачивать год-два. А это немаленькие инвестиции, не меньше 200 млн долл. Нет времени на переговоры, нужно завод немедленно обанкротить, и тогда, может, его часть будет сохранена.
— Вслед за иском ТагАЗа о собственном банкротстве аналогичный иск подал и Сбербанк, стремясь перехватить инициативу в процессе банкротства завода. Ожидаете, что за Сбербанком могут последовать другие кредиторы, в частности Газпромбанк и ВТБ.
— В Газпромбанк и ВТБ работают люди в здравом уме, мы им благодарны, они не душили. ГПБ отдельные слова благодарности. ВТБ всегда следует решению правительства. А Сбербанк мечтает поставить своего арбитражного управляющего.
— Как вообще отреагировали на иск крупнейшие кредиторы?
— Газпромбанк и ВТБ понимают мотивы, которые нами двигали. Мы ничего ни от кого не скрываем, открыты. И я хотел бы уточнить, что с нас не снимается ответственность перед банками. Будем выплачивать долги по мере возможности. Естественно, банки, которые нас душили, становятся в другую очередь.
— Как была выбрана кандидатура арбитражного управляющего?
— Я ее не выбирал, это сделало руководство завода. Арбитражный управляющий формирует совет кредиторов, какая разница, кто это сделает? И возникает вопрос: почему Сбербанк упорно просит поставить своего арбитражного? Он вообще какой-то активный, хотя перед ним есть два крупных кредитора — Газпромбанк и ВТБ, но они почему-то не просят поставить своего арбитражного. Если уж кто и имел «право первой ночи», то есть выбора арбитражного управляющего, то явно не Сбербанк.
— Зачем вы тогда связывались со Сбербанком?
— Ну кто же знал, что они такие. В кризис нужно снизить проценты по кредиту, увеличить срок выполнения обязательств, и все банки пошли навстречу. Два наших кредитора — «ЮниКредит» (долг 4 млн евро) и Промсвязьбанк (20 млн долл.) три года не трогали, ждали, пока мы урегулируем споры с нашими крупными кредиторами. Да, сейчас они арестовали счета, но я к ним без претензий.
— Недавно ТагАЗ направил уведомление в службу занятости Ростовской области о том, что на заводе будет сокращено 2,5 тыс. человек. Сбербанк заявил, что это давление на кредиторов.
— Если бы у меня была хоть какая-то возможность содержать людей, выплачивать им зарплату, я бы продолжал это делать. Мне жалко сотрудников, ну а что делать? Я ни на кого не давлю, нужно быть законченным негодяем, чтобы так делать. Когда Opel сокращал людей, на защиту Ангела Меркель встала. И Герман Греф. У нас тоже планируется сокращение, и Сбербанк почему-то не волнуется об этом.
— Ну, Сбербанк сейчас ЗИЛ пытается реанимировать...
— Правильно. 12 млрд руб. сейчас вкладывается в ЗИЛ, для того чтобы там могли выпускать чужую продукцию: Fiat, Renault, Hyundai. Почему нельзя выпускать автомобили ЗИЛа? Сегодня разработать автомобиль класса Mercedes — ноу-хау, а класса Renault — вообще ничего не стоит. Это будет стоить меньше 400 млн долл., которые вложат в реинкарнацию ЗИЛа, чтобы туда пришли иностранные производители. Это какое-то унижение нации, будем собирать чужое, а свое разрабатывать не нужно. Ну и как развиваться?
— Будет ли какая-то помощь от завода тем работникам, кто попадет под сокращение? Например, АвтоВАЗ, попав в трудную ситуацию, создавал дочерние предприятия и переводил туда оказавшихся невостребованными сотрудников. Как поступит ТагАЗ? Будет ли смотреть на опыт своих коллег?
— У нас нет такой возможности. АвтоВАЗу помогли деньгами без процентов, нам давали деньги под 19%. Не частный банк такие проценты давал, а государственный. Невозможно работать под такие проценты.
Новая площадка
— Не жалко производственную площадку в Таганроге?
— Жалко, но я не чувствую себя виноватым. А что я неправильно делал? Я не покупал яхты, клубы, я строил. Мы разоряемся последними из всех. С нормальными банками-кредиторами мы обязательно рассчитаемся.
— Сейчас у ТагАЗа несколько партнеров-автопроизводителей: BYD, Hyundai и остальные. С ними обсуждался вариант банкротства? Как дальше с ними будет продолжаться сотрудничество?
— BYD делает СП с Mercedes. У них прекрасные разработки электромобилей. Они могут развиваться в других странах, а будут ли они присутствовать в России — им не так важно. Китайцам аналогично. У Hyundai есть свой завод. Но в любом случае мы постараемся не подвести партнеров.
— Сколько сейчас выпускается автомобилей?
— В первом квартале этого года выпустили 2,4 тыс. машин. Мы сняли с производства автобусы, пока будем легковые производить. На июнь план производства уже меньше 2 тыс.
— Не было ли предложений от зарубежных автопроизводителей купить предприятие или объединиться и создать СП?
— Нет, предложений не было.
— Недавно ТагАЗ заявлял о своей новой модели. Планируете ли довести дело до конца? Расскажите подробнее о ней: объемы, сроки, стоимость...
— «Аквелла» — это ее название. Уже вышел опытный образец, летом получим сертификат, а осенью должна выйти пилотная серия в 50 штук. Планируем до конца года произвести 1—1,5 тыс. машин этой модели. Цена будет 11,5 тыс. долл., у дилеров — на тысячу долларов дороже. При этом машина будет оснащена подушками безопасности, подогревом сидений, АБС, кондиционером, двигателем 1.6. Мы эту модель полтора года разрабатывали.
— Вы все время говорите, что нужно разрабатывать самим. Например, как вам новая разработка — ё-мобиль?
— Само по себе начинание похвальное. Прохоров стремится что-то делать. Но есть разница между разработкой единичного экземпляра и серийным выпуском. Я не уверен, что ё-мобиль станет серийным. Но это хорошо в любом случае. Вы посмотрите, как люди реагируют на это начинание, они гордятся. А кому интересно, что на ЗИЛе будут Renault выпускать? Очень хорошая разработка «Маруси» у Николая Фоменко. Это развитие, это автопром.
— Может, вам с Николаем Фоменко что-нибудь создать?
— Если у Николая Фоменко есть проблемы с постановкой ее на производство, я бы мог помочь ему это сделать с минимальными затратами. Где угодно, необязательно в России.
— Какой вы видите в дальнейшем судьбу ТагАЗа?
— Что будет с площадкой — не знаю: будет решено продать — продадут, будет решено развивать — будут развивать. Таганрогская производственная площадка — это не ТагАЗ.
ТагАЗ как компания будет развиваться дальше, у нас много перспективных моделей, которые мы хотим выпускать, у нас несколько стран, заинтересованных в развитии автопрома, и мы будем там работать. Николаю Фоменко никто ведь не мешает производство в Финляндии открывать, может быть, мы рядом с ним откроем площадку или прямо на том же заводе. Может быть, будем развиваться в России и дальше.
