Сокращающиеся мировые запасы и падающие цены на золото заставляют компании осторожничать с инвестициями и покупкой новых активов. О том, кого стоит винить в падении котировок, как увеличить биржевую привлекательность компании и почему президент Буркина-Фасо лично курирует инвестиции в горнодобывающую отрасль, корреспонденту РБК daily АНАСТАСИИ ПОПИНАКО рассказал гендиректор Nordgold НИКОЛАЙ ЗЕЛЕНСКИЙ.
— По отчетности МСФО за первый квартал 2013 года Nordgold показала не лучшие результаты. При увеличении выручки рентабельность и прибыль снижаются, растут общие денежные затраты...
— Оценивать квартал можно по-разному. С моей точки зрения, первые три месяца 2013 года были успешными и полезными для компании. В январе этого года был запущен рудник Bissa в Буркина-Фасо. Себестоимость производства у него менее 500 долл. на унцию.
Важными для компании событиями 2012 года и первого квартала 2013-го стало увеличение запасов золота на 54%, запуск нового предприятия — Bissa — и выкуп акций миноритариев High River Gold, нашей дочерней компании.
— Объем денежных средств Nordgold по сравнению с первым кварталом 2012 года снизился почти втрое. С чем это связано?
— В прошлом году более 200 млн долл. было направлено на строительство рудника Bissa и еще около 100 млн долл. на геологоразведку. Сейчас рудник введен в строй, и подобных крупных капитальных затрат у нас в этом году не предвидится. В будущем средства нам могут понадобиться для строительства рудника Гросс в Якутии и погашения долга в следующем году. В целом у нас хорошие отношения с банками-кредиторами, но есть доступ и к другим источникам финансирования — в мае этого года мы разместили свой дебютный выпуск еврооблигаций объемом 500 млн долл.
ПЕРСПЕКТИВНОЕ ПАДЕНИЕ
— После снижения цен на золото в середине апреля то и дело говорят, что эпоха золота закончилась.Будете ли вы пересматривать планы по инвестициям?
— Мы продолжаем работы по повышению эффективности бизнеса. В прошлом году за счет проектов эффективности мы получили положительный вклад в показатель EBITDA на уровне 17 млн долл. В этом году предполагаем получить уже более 50 млн долл.
Инвестиции в поддержание производства по всему периметру активов оцениваются примерно в 100 млн долл. Остальные капзатраты мы при необходимости можем отложить. Гросс — интересный проект, сохраняющий свою привлекательность при текущей конъюнктуре, и мы продолжаем его поэтапное развитие.
Планы этого года предполагают отбор крупнотоннажной пробы руды — около 0,5 млн т — и ее опытно-промышленную переработку для подбора условий, что позволит дополнительно оптимизировать объем и график последующих капвложений. В январе наши запасы оценивались на уровне 12,6 млн унций, что соответствует среднему рыночному показателю с продолжительностью работы компании около 13 лет. Поэтому текущая программа геологоразведки скорее направлена на развитие в будущем. Есть проекты, которые являются более перспективными, есть и более ранние. По последним, скорее всего, бюджет может быть уменьшен в соответствии с реалиями рынка.
— С чем, на ваш взгляд, связано нынешнее снижение цен на золото?
— Рынок золота, по моему мнению, наиболее эффективный из всех существующих, разве что кроме валютного. Объемы торгов большие, поэтому он волатилен в краткосрочной перспективе и может двигаться, как ему заблагорассудится. В среднесрочном горизонте рынок формируют фундаментальные факторы. Вспомним, что после пикового для цен 1980 года было 20 лет их падения. Тогда индустрия только начала активно коммерциализировать новые технологии — сначала чановое, а потом кучное выщелачивание. Сегодня эти две технологии доминируют, а в 1960—1970-е годы практически отсутствовали. В результате с 1980 по 2000 год мировое производство золота выросло в два раза, причем география добычи заметно расширилась. В то же время затраты в реальном исчислении упали на 35%, маржа на уровне EBITDA даже в самые плохие годы оставалась выше 20%.
Сейчас ситуация совсем другая. Запасы золота близки к истощению, среднее содержание металла в добываемой руде — около 1,5 г на тонну. Уже не осталось неосвоенных регионов. Чтобы нарастить объемы производства, необходимо вовлекать в отработку запасы с содержанием золота меньше 0,5 г на тонну. Такая добыча рентабельна только при более высоких ценах на золото, чем в предыдущие десятилетия. Следовательно, при сохранении спроса цена будет оставаться высокой.
Стресс-тесты проводятся всегда
— При каком уровне себестоимости производство золота останется рентабельным для Nordgold, а при каком вы готовы задуматься о продаже активов?
— Планов по приостановке каких-либо активов нет. У нас себестоимость варьируется от 450 до 1500 долл. по разным предприятиям. Практически у всего портфеля в пределах 1 тыс. долл., за исключением рудника Lefa. Если мы придем на Lefa к содержанию золота с менее 1 г на тонну в первом квартале 2013 года, даже к 1,2 г на тонну, то и по данному руднику себестоимость будет ниже 1 тыс. долл. на унцию.
— Владелец Nordgold Алексей Мордашов уже дал задание подготовить антикризисный план или он всегда у вас есть?
— Смотря что подразумевать под словосочетанием «антикризисный план». Планов что-то закрывать у нас точно нет. Стресс-тесты у нас проводятся всегда. В настоящий момент у Nordgold нет крупномасштабных инвестиционных задач в активной фазе. В этом смысле мы очень гибки по капзатратам. Этот показатель является основной статьей расхода денежных средств.
— Nordgold зарегистрирована в Голландии. Нет ли желания сменить юрисдикцию?
Голландия была выбрана во избежание двойного налогообложения. Никому не хочется платить налоги в одной юрисдикции и за то же самое еще и в другой. Однако возможность премиум-листинга нас всегда интересовала. Для этого нужно иметь free float 25% и регистрацию на основной территории Великобритании. «Переехать» туда из Голландии не проблема: внутри Евросоюза передвижение компаний происходит по упрощенной схеме. Поэтому, наверно, в будущем иметь премиальный листинг и доступ к включению в различные индексы было бы хорошо с точки зрения ликвидности акций.
— С начала года акции Nordgold подешевели на десятки процентов. В чем, по-вашему, главная причина ?
— За это время из-за не очень благоприятной внешней среды акции компаний сектора упали более чем на 30%. Но это ни в коем случае не оправдание. Задача менеджмента — сделать так, чтобы акции компании падали медленнее, чем у конкурентов, если рынок падает. А если рынок растет — росли быстрее. Ликвидность — структурная проблема, которая этому мешает, потому что для некоторых инвесторов недостаточная ликвидность служит препятствием для инвестирования в бумагу. С ликвидностью действительно есть проблемы. Free float Nordgold повысился после консолидации High River Gold с 10 до 15%, что должно положительно повлиять и на ликвидность акций.
— Какие возможные инструменты повышения биржевой привлекательности акций Nordgold вы рассматриваете в качестве приоритетных и второстепенных? Рассматриваете ли возможность дополнительного листинга?
— Мы рассматривали такую возможность. Но, судя по ситуации на рынках, вторичный листинг для нас сейчас не очень привлекателен. Другие возможные пути — это SPO и, возможно, M&A за акции. По аналогии того, что было сделано с High River Gold, когда ее акции обменивались на акции Nordgold.
— Но ведь и активы Nordgold торгуются ниже стоимости...
— Но если объединяться с кем-то, чья оценка также ниже справедливой стоимости, то это выгодно для акционеров обеих компаний. Но прежде всего фундаментальным драйвером любой сделки должна быть стратегическая целесообразность. Мы смотрим на рынок, где нам интересны проекты на ранних стадиях освоения. Подобные компании сильно пострадали от падения рынка — торгуются на 70—80% ниже своих пиковых оценок 2011 года.
ЗОЛОТОЙ КОНТИНЕНТ
Где преимущественно располагаются активы юниорских компаний, за деятельностью которых Nordgold наблюдает?
— В основном в Африке, там интересных юниорских компаний очень много. За последние 10—15 лет произошла трансформация всего региона, что касается золотодобычи и горнодобывающего сектора. Большинство юниоров публичны, все компании прозрачные и ликвидные, поэтому есть на что смотреть и из чего выбирать. В России, несмотря на огромный потенциал недр, юниорские компании можно пересчитать по пальцам, а особо интересных нет вообще.
— У Nordgold есть активы в Буркина-Фасо, Гвинее, Казахстане, России, как бы вы сравнили ведение бизнеса в этих странах? Чему Россия может поучиться у Африки?
— В этом году на Африку придется около 50% нашего производства. Страны разные, но все они принадлежат к так называемой категории emerging markets с некоторыми рисками ведения бизнеса. Но и в развитых странах риски растут, в частности Канада и Австралия повышают налоги на добычу полезных ископаемых, не говоря уже о национализации счетов на Кипре.
Россия — домашняя площадка, у нас широкая база активов и геологоразведочных проектов, установившиеся связи. Из недостатков стоит отметить архаичную систему регулирования недропользования, которая предусматривает получение большого числа разрешений в разных инстанциях.
В Африке в этом процессе задействовано меньше разрешающих органов. В Буркина-Фасо, например, понятная госполитика развития горной отрасли. Президент курирует эти вопросы, он лично подписывает лицензии. К примеру, Nordgold подготовила проект разработки месторождения Bissa осенью 2010 года, уже летом 2011 года мы получили лицензию на добычу, а через 15 месяцев запустили рудник. В российских условиях с такой скоростью пройти все инстанции физически невозможно. Но, с другой стороны, насколько я знаю, в Канаде и США процесс получения разрешительной документации тоже занимает много времени — очень жесткие требования со стороны регулирующих органов. Возможно, это обусловлено тем, что развивающиеся страны хотят максимально упростить жизнь недропользователя, чтобы ускорить необходимый стране приток инвестиций. Например, вклад золотодобывающей отрасли в бюджет Буркина-Фасо превышает 20%.
— Буркина-Фасо и Гвинея — беднейшие страны мира. Как Nordgold подстраховывается на предмет социальных и политических рисков?
— На каждом из наших предприятий есть разработанный службой безопасности план по обеспечению жизни и здоровья сотрудников в случае каких-то непредвиденных обстоятельств. И я бы не сказал, что преступность напрямую связана с бедностью населения. Ситуация в обеих странах спокойная, у нас не было никаких инцидентов, связанных с нападением на сотрудников.
Что касается Гвинеи — да, там за последние десятилетия руководство менялось чаще, чем в Буркина-Фасо, где один и тот же президент переизбирается уже около 25 лет. Но, несмотря на смену руководства, костяк органов власти остается прежним.
— Привлекает ли Nordgold на зарубежные рудники местные кадры, в том числе топ-менеджеров?
— На предприятиях трудится небольшое количество экспатов — от 30 до 100 человек, которые в основном занимают руководящие должности на производстве. Средний технический персонал, а также финансисты и юристы — местные кадры.
— Какие социальные расходы у компании? Выдвигают ли местные органы власти какие-то требования или компания сама на добровольной основе инвестирует в регионы присутствия?
— В Африке одно предприятие дает региону в среднем тысячу рабочих мест, а каждый работник потом кормит около 40 человек. Мы поддерживаем систему начального обучения в деревнях, способствуем открытию медицинских учреждений, обеспечиваем их необходимым оборудованием.
В Гвинее, например, 0,2% выручки предприятия идет на социальные проекты. Это не налоговый платеж, а целевое финансирование того или иного проекта, который мы выбираем совместно с представителями местных властей.
Также у нас обширная корпоративная культурно-социальная программа. Самый яркий пример — ежегодно в сентябре команды из Буркина-Фасо и Гвинеи приезжают в Подмосковье на чемпионат Nordgold по футболу. Для них это действительно событие. Обычно люди из Западной Африки выезжают максимум во Францию, а тут такая экзотика.
