Высочайшие мировые цены на сталь и сырье для ее производства с большой долей вероятности сохранятся еще два-четыре года. Только после этого времени есть надежда, что крупнейшие игроки реализуют серьезные инвестпроекты в добыче сырья, и только тогда можно рассчитывать на стабилизацию цен на более низком уровне.Мировые цены на стальной прокат по-прежнему остаются чрезвычайно высокими. Несколько лет назад многие были уверены, что их рост обусловлен китайским фактором. Китай закупал на мировом рынке прокат десятками миллионов тонн. Но вот уже год, как эта страна взрастила свою собственную мощную сталелитейную промышленность и даже стала чистым нетто-экспортером проката. Теперь заговорили о сырьевом китайском факторе. Китай, выплавляющий 490 млн тонн, ежегодно закупает на рынке более 380 млн тонн руды, то есть примерно половину от всего объема мировой торговли. Естественно, загоняя цену на руду в заоблачную высь, что не дает падать и ценам на сталь. Но вот что интересно. Китай, хотя и входит в пятерку крупнейших мировых импортеров коксующегося угля, не играет на этом рынке столь же значимой роли, однако цены на уголь ведут себя так же резво, как и цены на руду.
Так, может быть, мы упускаем что-то существенное, зацикливаясь в своих прогнозах развития мирового стального рынка исключительно на Китае?
Волны гасит ветер.Конъюнктура рынка стали подвержена сильно выраженной цикличности. Как правило, стандартная длина цикла — шесть-восемь лет. Природа этого, по-видимому, такова. Производители стали и стального проката реагируют на изменение глобального спроса стандартно. А именно: игроки ради экономии капвложений (запуск крупного стального завода — это многие годы и миллиарды долларов) держат «под паром» некоторый резерв мощностей. Когда растущий спрос ими зафиксирован, они начинают загружать эти мощности. Процедура это далеко не мгновенная и может затянуться на два-три года. Далее еще два-три года рынок пребывает в равновесии и ожидании любой значимой коррекции спроса. Что вызывает обратную реакцию: крупные игроки начинают ограничивать производство, останавливая на профремонт домны и конвертеры, чтобы не допустить обвального проседания цен и катастрофического падения рентабельности бизнеса. Этот процесс затягивается еще на два-три года. Все возвращается на круги своя. Грубо говоря, крупнейшие игроки закладывают в свое рыночное поведение, формирование активов и инвестиционную деятельность кратко— и среднесрочные тенденции рынка. Это позволяет им минимизировать инвестрасходы, риски и переживать все стадии цикла.
Однако иногда на рынке начинают действовать тенденции более мощные, более долгоиграющие, но менее прогнозируемые их игроками. Формируются они специфическими запросами потребителей, которые игроки рынка ловят далеко не сразу, а если и ловят, то не хотят или не могут правильно на них реагировать. Вот один пример. В 50−е и 70−е годы был мощный всплеск цен на сталь, затянувшийся в целом почти на два десятилетия. Вызван он был, скорее всего, витками гонки вооружений между США и СССР. Глобальный растущий ценовой тренд был, видимо, следствием раздробленности и неконсолидированности стального рынка, игрокам которого было сложно или невозможно успевать за прогнозированием спроса со стороны оборонпрома, в основном американского (или, наоборот, сознательным затягиванием ввода в строй новых мощностей в надежде, что «Пентагон все оплатит»). Грубо говоря, в свои инвестиционные планы они не вносили изменения, адекватные запросам гонки вооружений, оттого и запаздывали с введением новых мощностей. Поэтому цены и росли.
Сейчас сложилась похожая ситуация. Только в качестве могучего движителя рынка выступает вовсе не война. В первом, довольно грубом приближении этот движитель можно описать как настойчивое желание индустриализоваться ряда развивающихся стран (Бразилия, Турция, Китай, Индия и другие страны Юго-Восточной Азии). Уже сейчас подушевое потребление стали в мире превысило сложившийся за последние 40–50 лет уровень. Можно было бы, конечно, списать все на Китай. Однако и без учета Китая видно, что подушевое производство переходит со сложившихся в 90−е годы уровней на более высокий тренд 80−х.
Насколько прочна эта тенденция? Взглянем на график 5 подушевого производства стали в разных странах. Есть страны с потреблением стали от 0,8 до 1 тонны на человека (Япония, Южная Корея) — это индустриально развитые государства, ориентированные на экспорт высокотехнологической продукции. Страны с подушевым производством 0,3–0,5 тонны можно описать как индустриальные государства с емким внутренним рынком (сюда входят среди прочих страны Европейского союза и Россия). Наконец, есть те, кто не достиг 0,3 тонны. Такие государства к индустриально развитым отнести нельзя. Так вот, среди них, например, Индия и Бразилия, которые мало того что динамично развиваются, так еще и сознательно ставят задачу как можно быстрее доиндустриализоваться (Индия, по планам местных властей, должна нарастить к 2020 году производство стали с нынешних 57 млн до 100 млн тонн). Ко всему прочему, вряд ли можно говорить, что исчерпано действие китайского фактора. Китай ведь не только плавит много железа, но еще и экспортирует огромное количество товаров, а значит, и существенную часть выплавленной стали. Таким образом, реальное подушевое внутреннее потребление в этой стране существенно ниже уровня индустриально развитых стран. Так что дальнейший рост производства стали в Китае, по-видимому, не за горами. По мнению Андрея Варичева, первого замгендиректора УК «Металлоинвест», «мы наблюдаем и общий глобальный рост спроса на сталь. В развивающихся государствах активно идет инфраструктурное строительство, а в странах Запада — тренд на ужесточение технических и экологических требований, что увеличивает ресурсоемкость экономики и повышает спрос на сталь».
Заметим, что в отличие от времен холодной войны новый спрос на сталь обеспечивают государства бывшего третьего мира, далекие от рынков сбыта традиционных мировых стальных игроков, ориентированных на обслуживание интересов развитых капстран. Эти страны уже давно пытаются обеспечить себя главным конструкционным материалом самостоятельно. Однако доступное сырье для его производства есть далеко не у всех. Неудивительно, что по мере строительства собственных сталелитейных заводов конкуренция смещается со стального рынка на рынок сырья для производства проката, то есть в область железной руды и коксующегося сырья.
На мировом рынке железной руды, коксующегося угля и фрахта судов уже три года царит эйфория. За это время цена на железную руду выросла в 6 раз, на уголь — в 2,5 раза, на фрахт — в 6–7 раз.
Но почему? Ответ банален: несоответствие роста спроса росту предложения.
Железная руда.Мировая потребность в железорудном сырье (ЖРС, помимо собственно железной руды им считается агломерат, окатыши и горячебрикетированное железо) — порядка 1,6 млрд тонн. Импорт Китая в 2007 году составил 383 млн из 790 млн тонн ЖРС, перевезенного морем. В 2008 году прогнозируется объем перевозок руды 870 млн тонн, больше половины прироста обеспечивает Китай.
В конце февраля 2008 года тройка крупнейших мировых экспортеров железной руды Vale (CVRD), Rio Tinto, BHP Billiton (обеспечивают более 75% экспортных поставок) договорилась с японскими производителями стали Nippon Steel, JEF и корейской POSCO об увеличении цены на железную руду на 65–71% по сравнению с предыдущими контрактами. За этим последовала аналогичная договоренность с компанией Baosteel, представляющей интересы 13 крупнейших сталелитейщиков Китая. Ежегодный прирост цен на железную руду составляет 60–70% к предыдущему году в течение последних трех лет. Доходы бразильской Vale, производящей 20% и обеспечивающей 35–40% мировой торговли железной рудой, выросли с 5,5 млрд в 2003 году до 33,1 млрд долларов в 2007−м при увеличении производства с 187 млн до 296 млн тонн.Подобная ситуация характерна для всех экспортеров железной руды. Резкий скачок рентабельности два года назад и стабильный рост цен позволяют железорудным компаниям задуматься об увеличении добывающих мощностей, дефицит которых ощущается все острее. По-прежнему основным контрагентом, обеспечивающим прирост потребления сырья, является Китай. Япония и Южная Корея, соответственно второй и пятый производители стали в мире, увеличивают ее производство незначительно. Все больше стали начинает производить Индия, что не может не сказаться на ее экспорте ЖРС. Индия, в последние годы обеспечивающая до 25% импорта Китаем железной руды, может нарастить производство руды, но это случится не раньше, чем через два-три года. Столько времени обычно проходит от принятия решения до выпуска первой продукции в крупных инвестиционных проектах.
В стандартной ситуации традиционного шести-восьмилетнего цикла производители ЖРС без проблем могли бы нарастить мощности за счет более интенсивной эксплуатации существующих месторождений. Но сейчас прирост спроса на ЖРС таков, что для его полноценного удовлетворения олигополисты должны много инвестировать, чтобы ввести в строй новые добывающие мощности. Однако последние пять лет они этого не делали. Трудно сказать, сознательно или нет. Приведем мнение, которое высказал нам Андрей Варичев: «Я думаю, крупнейшие игроки здесь пошли на поводу у авторитетных мировых аналитиков. В 2000–2002 годах почти 90 процентов сделанных ими прогнозов оказались ошибочными. Они прогнозировали стагнацию в металлургии и, следовательно, спроса на сырье, а их рекомендации майнинговым и металлургическим холдингам предполагали необходимость резервирования или сокращения производственных мощностей».
Только сейчас крупные игроки начинают заявлять о новых проектах. По оценкам аналитиков банка Merrill Lynch, большая тройка экспортеров, в прошлом году поставившая потребителям около 615 млн тонн руды, к 2013 году доведет свои совокупные мощности до более чем 1 млрд тонн в год. Вероятен выход на столь высокодоходный рынок и производителей второго порядка, таких как австралийская Fortescue, планирующая к этому времени довести собственную добычу до более 55 млн тонн в год. Почти весь этот рост поглотит Китай.
Надо отметить, что даже для лидеров рынка эти проекты являются огромными — так, с запозданием, они пытаются ответить на новые вызовы. Всего заявленные новые проекты тянут почти на треть нынешней мировой добычи, и, скорее всего, к 2013 году острота дефицита руды будет снята. По последним данным, на середину марта текущего года крупнейшие производители и потребители заключили новые контракты, в которых заложено увеличение цен на железорудное сырье в 2008 году на 65–70%.
Коксующийся уголь.Рынок коксующегося угля менее монополизирован, чем рынок ЖРС. Десять ведущих компаний-экспортеров занимают только 50–60% рынка, однако цены за последние месяцы не испытывают тенденции к снижению. Более того, на 2008 год аналитиками прогнозируется феноменальный 100–150−процентный рост. Недавний бум был вызван локальными причинами: во-первых, энергокризисом, обесточившим многие шахты в ЮАР, во-вторых, тропическими ураганами на побережье Нового Южного Уэльса и Квинсленда в Австралии (сразу взвинтившими цены и на уголь, и на фрахт). Но по существу двигают цены вверх глобальные факторы. В частности, следующий: у новых угольных проектов существенно большая капиталоемкость при существенно меньшем размере игроков рынка, чем у проектов по ЖРС. Дело в том, что новые инвестпроекты по ЖРС — преимущественно проекты по добыче руды открытым способом. Они относительно малокапиталоемкие — 50–100 долларов за тонну новой мощности. Коксующийся уголь в основном добывают шахтным способом с больших глубин, так что новые инвестпроекты по его добыче существенно затратнее — 100–200 и больше долларов за тонну. Поэтому новыми инвестпроектами угольщики своих потребителей не балуют. В основном они заявляются только там, где есть возможность добычи открытым способом. То есть закрыть уже имеющийся дефицит эти проекты, по-видимому, не смогут.
Рост спроса на уголь в долгосрочной перспективе будет поддерживаться тремя странами — Бразилией, Индией и Китаем. Основной поставщик электроэнергии в ЮАР — госмонополия Eskon заявила, что сможет обеспечивать добывающие компании только на 70–80% от потребностей этих стран, и подобная ситуация сохранится как минимум до 2012 года. Заметим, что в отличие от ЖРС Китай не является импортером номер один на угольном рынке, имея довольно большую собственную добычу (а по коксу он и вовсе экспортер). Импортный уголь в относительно небольших количествах необходим Китаю в качестве добавки к собственным сортам угля при коксовании (по причине их сравнительно низкого качества). К февралю 2008 года спотовые цены на коксующиеся марки углей всего за три месяца выросли в два раза и достигли 140 долларов за тонну. Отраслевые специалисты говорят еще о двукратном увеличении в ближайший год. И это несмотря на то, что прогнозируется снижение удельного потребления кокса на тонну стали (с 443 кг в 2000 году до 409 кг — в 2015−м). Крупнейшие мировые продуценты планируют в ближайшие два-три года увеличивать производство в основном за счет модернизации существующих мощностей, и в результате даже такие компании, как ВНР, Хstrata и некоторые другие, на 2008–2009 годы дадут прибавку лишь в 3–4 млн тонн на компанию.
Таким образом, повышение цен на уголь есть следствие надкитайского фактора. Повторим здесь нашу гипотезу. Во-первых, сейчас на рынке действует долгоиграющий фактор доиндустриализации ряда развивающихся стран, население которых составляет почти половину мирового. Во-вторых, игроки сырьевых рынков ЖРС и угля не смогли вовремя уловить глобальный характер этой тенденции и подготовиться к крупным инвестициям.
Одно немаловажное следствие.Понимая значимость сырьевого фактора, сталелитейные компании начали новую гонку за сырьевыми активами — чтобы обезопасить себя от неконтролируемого роста издержек в ближайшие три-пять лет. Скажем, ArcelorMittal недавно приобрела в России ряд угледобывающих активов. В середине 2007 года южнокорейская POSCO купила крупный пакет акций небольшой австралийской горнодобывающей компании Murchison Metals. Эта компания производит всего 2 млн тонн железорудного сырья в год при потребностях POSCO порядка 30 млн тонн. Однако в начале 2008 года Murchison Metals обнародовала свои планы по увеличению добывающих мощностей до 25–30 млн тонн железной руды к 2011 году. Российским компаниям вполне имеет смысл включиться в этот процесс, хотя они почти все обеспечены собственной рудой и сырьем. В первую очередь это актуально для тех, кто занят внешней экспансией и покупает по всему миру сталелитейные и сталепрокатные мощности. В какой-то момент фактор сырья может серьезно обесценить такую стратегию, и к этому надо готовиться заранее. Пока же российские компании могут похвастаться поглощениями только в стальном сегменте (последний пример — покупка «Евразом» канадской стальной компании Ipsco). Хотя думать об экспансии на мировом сырьевом рынке могут и те, кто сделал добычу руды и угля одним из своих основных бизнесов, как, например, «Металлоинвест». Впрочем, первый замгендиректора «Металлоинвеста» Андрей Варичев прокомментировал нам это так: «Мы рассматривали этот вопрос. На ближайшую перспективу считаем, что разработка Курской магнитной аномалии (КМА) дешевле и эффективнее. Поэтому в течение ближайших пяти-семи лет мы предполагаем увеличение мощностей Лебединского и Михайловского ГОКов на 50 процентов».
